Сумма технологии роста. Выгодные социальные инвестиции Купажирование ценностей и парадигм

Основная идея «инвестиций влияния» заключается в том, что средства вкладываются в компанию, предприятие или фонд, деятельность которого может иметь положительный эффект на экологию и/или социальную среду, и, кроме того, принести инвестиционный доход. Концепция не только выглядит привлекательно для представителей поколения беби-бумеров, скажем, финансовых управляющих, но также может стать своего рода скрепой в отношениях между клиентами и их советниками.

«Беби-бумеры хотят прожить более значимую жизнь и просят структурировать инвестиционные портфели в соответствии с их ценностями, – признается сопредседатель совета директоров Genworth Financial Wealth Management Рон Корде. – “Инвестиции влияния” резонируют с их стремлением быть творцами перемен».

Однако не следует путать «инвестиции влияния» с благотворительностью. В действительности это – вполне разумные с коммерческой точки зрения инвестиции, на которых клиенты могут заработать (или потерять) деньги, замечают сторонники этой концепции. Точно также, добавляют они, «инвестиции влияния» не надо смешивать с социально-ответственными инвестициями, которые, по крайней мере, исторически, в первую очередь фокусировались на отсеивании компаний или секторов экономики, не удовлетворяющих соответствующим критериям, из инвестиционного портфеля. Напротив, в рамках концепции «инвестиций влияния» средства инвесторов обычно размещаются в компаниях, участвующих в микро-финансировании, энергетике, здравоохранении, водном хозяйстве, строительстве доступного жилья и даже вкладываются в привилегированные школы. «Это точечный подход, а не “стрельба по площадям”, как это мы видели в случае социально-ответственного инвестирования, – добавляет Корде. – При этом “инвестиции влияния” не являются прикрытой филантропией. Она требует такой же инвестиционной дисциплины и точности расчета».

«По своей доходности ”инвестиции влияния” определенно может обыграть рынок, – соглашается Рауль Помаре, управляющий директор Springcreek Advisors, расположенной в Марин Каунти, штат Калифорния. – Эта стратегия не подразумевают использования негативного скрининга (отбора по методу исключения. – прим. ред.) активов или снижения портфельного риска. Компания, которая делает нечто хорошее в деле сохранения окружающей среды может также хорошо вести бизнес, а инвесторы вкладывают свои деньги в хорошо управляемые компании».
Помаре и ряд других советников, которые все это время занимались «инвестициями влияния», утверждают, что интерес к этой концепции постоянно растет. «Ее с большим воодушевлением восприняли в сообществе инвестиционных фондов, – говорит Помаре, – и мы видим, что “инвестициями вляиния” интересуется все больше и больше розничных игроков, особенно в Калифорнии и Массачусетсе».

«Мы замечаем растущий интерес со стороны представителей двух групп: клиенты, которые серьезно занимаются филантропией и рассматривают “инвестиции влияния” в качестве продолжения этой своей деятельности, и представители клиентов второго поколения клиентов с несколько иным мировоззрением, которые не думают, что обязательно существует разница между хорошими поступками и хорошим состоянием», – замечает Деб Уэтерби, генеральный директор Wetherby Asset Management в Сан-Франциско.

Клиенты более молодого поколения выросли вместе с такими корпорациями как Body Shop, Ben&Jerry’s и Whole Foods, замечает Уэтерби, и привыкли к мысли, что «компании, которые являются хорошими корпоративными гражданами, также могут давать и хорошую прибыль на инвестиции».

Поскольку «инвестиции влияния» – относительно новый стиль вложения средств, на сегодняшний день пока еще недостаточно данных, чтобы оценить их доходность по сравнению с иными стилями управления активами. Тем не менее, другие формы социально-ответственных инвестиций уже показали, что они способны приносить доходность выше среднерыночной на определенных отрезках времени, в какой-то мере из-за того, что, например, SRI из рассмотрения компании с низким уровнем корпоративного управления.

Кроме того, на управляющие компании произвели большое впечатление способность «инвестиций влияния» улучшать их отношения с клиентами, в том числе с потенциальными. «Это не просто строка в финансовом отчете, – отмечает Корде. – “Инвестиции влияния” дают советнику возможность поддерживать эмоциональную связь со своими клиентами и создают некие межпоколенческие скрепы между беби-бумерами и их детьми».
“Инвестиции влияния” – это «возможность создать более глубокие и всесторонние отношения с клиентами, – соглашается Помаре, – Оно меняет динамику разговора и создает более сентиментальные активы».

Но, предупреждает он, интерес инвесторов к «impact investing» должен быть «искренним и настоящим. Действия советников, которые относятся к этому просто как к чисто маркетинговой стратегии, будут восприниматься как «гринвошинг» (притворная попытка представить себя человеком, который радеет за экологию и защиту окружающей среды, – ред.). Такие советники могли добиться успеха на определенном этапе, но удача быстро их оставит». При этом долгосрочные перспективы развития и распространения концепции «инвестиций влияния» выглядят очень многообещающими. «Сегодня мы только в самом начале пути, но со временем, в ближайшие три-пять лет, в этой области появится больше продуктов и возможностей для вложения средсв», – отмечает Кордес.

Более того, «инвестиции влияния» и wealth management идеально подходят друг другу, уверяет Уэтерби. «Мы стараемся помочь клиентам сделать то, что им важно, – отмечает она. – Наша работа – это гораздо больше, чем просто цифры на странице».

I.Прямыми сделались стези

Кризис на пороге катастрофы

Профессионалы предупреждают: мир неотвратимо вползает в кризис замедления роста. Казалось бы, так ли враждебно хорошее лучшему? Худой рост комфортнее доброго спада…

Но застой возможен лишь «в одной отдельно взятой стране», разом выпадающей из мировой гонки. Не случайно предсмертным лозунгом СССР было «ускорение» – любой ценой.

История помнит: замедление роста – преддверие социальных катастроф. Чтобы устоять, мир, по Кэроллу, обречён бежать во весь опор. Едва предложение социальных благ притормаживает – сзади нависает тень настигающего спроса.
В отличие от благостных кривых на схемах экономикс, реальные конфликты спроса и предложения разрешаются большой кровью. Рост предложения цикличен, спрос же растёт безостановочно: в бедных странах – вместе с населением, в богатых – вместе с прогрессом. Останавливает его лишь социальная катастрофа, пожирая население и подрывая прогресс вкупе с верой в него.
Демографические взрывы и экологические спазмы, оскудение пастбищ и пашен рушат баланс сил нападения и защиты, срывают массы людей с насиженных мест. История неистощима на сюжеты, в финале которых – волны переселения племён и нашествия народов моря, амореи и османы, викинги и гунны, «бич Божий».

В XIX веке удары зачастили. Финансовые кризисы, обрывая подъём производства, оборачивались революциями образца 1848 года, когда по Европе будто смерч прошёл.

К началу прошлого столетия рынки капитала упёрлись друг в друга, им стало некуда расти. Эпохальный смысл исчерпания пространства экспансии был показан и предсказан экономистом Марксом.

Ответ социальной стихии на остановку роста – чудовищный сэндвич из двух мировых войн с прослойкой революций, депрессий и разрух. Битвы на Марне, при Вердене, на Сомме, наступления Антанты в 1917 году и германцев весной 1918-го – каждая из тех мясорубок была прожорливей, чем крупнейшие природные катаклизмы в истории. «Межвоенное» время оказалось смертоноснее, чем Первая мировая. Вторая превзошла её по кровожадности втрое…

Обрубок спроса выпал из прокрустовой гильотины предложения. А над полями боёв занялась заря послевоенного роста и экономических чудес. От Цусимы до Хиросимы – сорок лет понадобилось, чтобы кривые закона Маршалла встретились при плановой поддержке генерала-однофамильца.

Немногие свидетели этой космической драмы ещё живы. Но обывательская память страдает амнезией и безосновательным оптимизмом. Как-то верится, будто текущую стагнацию прекратят компетентные органы G8, и всё вернётся к «норме», под которой хотелось бы разуметь сытную паузу между двумя предыдущими кризисами.

Тем часом, новое переселение народов на пороге. Взрывы смертников уже привычно сливаются в дозиметрический треск реактора. На глобальной периферии неведомые силы, ещё вчера безымянные, экспроприируют владельцев месторождений и ценных грузов. Пираты сомалийского Пунтленда зарятся на танкеры, туареги-сепаратисты перерезают пути к малийскому урану и золоту. А чьей коноплёй поросло нынче Косово поле? Чьи костры пылают в пригородах Стокгольма и Парижа? Ярославна ли плачет в Путивле, или муэдзин?

Пришёл чуж-чуженин, кочевник, мигрант – и собственное, родное, глядь – уже за холмом.

Инновационная пауза в кондратьевских циклах

Даже школьник сегодня наслышан: экономический рост возобновляется, когда люди изобретают и массово применяют новую технологию, а значит, начинают производить в единицу времени больше энергии, вещества, еды и тепла…
Технократическая идея «базиса», что толкает вперёд производительные силы, приписывается Марксу. Согласно «историческому материализму», производство развивается циклами, связанными с появлением новых технологий и орудий труда. А те, кто пытается препятствовать, сгорают в очистительном пламени революций.

Позднее исследователи связали эту идею с эмпирически наблюдаемыми «кондратьевскими циклами» в росте общественной производительности. Лучшие умы пустились в поиски объяснений цикличности. Согласно одной из продвинутых гипотез, в основе хозяйственного развития лежат технологии производства энергии, смена которых, в свою очередь, связана с переходом на новый тип энергоносителей. Отсюда – представление о циклах дровяной, угольной, нефтяной, газовой энергетики, порождающих собственные миры с новыми способами производства, глобальными лидерами и жизненными стандартами.

Мыслители попроще стремятся досыпать в кучу системообразующих технологий кому что нравится: сталелитейную промышленность и железные дороги, электродвигатели и большую химию…

Полный экспертный консенсус существует по поводу последней волны. Считается, что с середины XX в. роль глобального драйвера роста выполняют компьютерные и сетевые технологии. Но толчок, который они дали развитию мировой экономики, судя по всему, исчерпан. И мир, нетерпеливо ёрзая, ждет, когда же и которая из новых технологий заступит на смену.

Среди кандидатов, широко обсуждаемых в кругах авторитетных блогеров и правительственных экспертов – космос и ядерная энергетика, био- и нанотехнологии. Касаемо первых двух – тут полное недоразумение: технологическая база обеих отраслей прочно увязла в прошлом. Королёвская «семёрка», что вознесла первый спутник, и по сей день остаётся орбитальной рабочей лошадкой, не зная конкуренции по параметрам дешевизны и безотказности. В атомной энергетике со времён Курчатова консервативная надёжность душит инновации. Что до нано- и биочудес, они со временем, возможно, и станут факторами роста, но пока наоборот – как малые дети, требуют долголетних усилий и триллионных инвестиций в R&D.

Академик в «Вопросах экономики» придал обстоятельству технологической задержки характер научной гипотезы, согласно которой в мире наступила «инновационная пауза». Её механизмы учёному принципиально неинтересны. Важнее другое: «иннопауза» не оставляет надежд на беременность, чреватую новым техночудом, которое могло бы спасти если не мир, то на худой конец индекс Доу-Джонса.

Короче, на языке, внятном российским хозяйственникам, гипотеза гласит: в этом сезоне «северный завоз» уже не состоится.
Но коли так – зубы на полку! Глобальный миропорядок обречён на жёсткую перезагрузку. Не всем суждено её пережить.

Конец новейших времён

Куда же завалилась новая палочка-выручалочка, и нельзя ли помочь беде?
Инновационная пауза – между чем и чем?
Присмотримся к списку техно-факторов, связываемых с кондратьевскими циклами.
Дрова. Уголь. Нефть. Газ. Сталь. Электровозы. Интернет.
Выглядит странно.
Каким образом в компанию крепких производственных технологий попали IT? На процессорах не пашут. Глобальными сетями не черпают рыбные косяки.

К роковой черте первой мировой относятся попытки сознательно превращать чертежи изобретателей сперва в разрушительную силу, а потом и производительную. Танки и пулемёты, аэропланы и цепеллины, газы и противогазы – гонка вооружений в межвоенное время конверсируется в «научно-технический прогресс».

К сожалению, с тех же давних лет и поныне тянется обывательская традиция разуметь под НТП прежде всего развитие производственных технологий, упуская из виду фундаментальный вклад технологий управленческих и финансовых.
Победы во второй мировой достигались, как правило, не за счёт совершенства оружия – его боевые качества, спасибо разведке, у воюющих сторон оказались сопоставимы. Господство союзников в воздухе было обеспечено высокой эффективностью и экономичностью массового производства штурмовиков ИЛ-2 и «летающих крепостей». Это стало торжеством плановиков и финансистов. Однако в отличие от авиаконструкторов, герои в большинстве остались безымянными.

Руководители атомных проектов генералы Гровс и Ванников, безусловно, были выдающимися организаторами. Но разработка управленческих технологий не считалась «наукой». Не считается и поныне. В структуре отделений Российской академии наук «процессы управления» сведены в один департамент с энергетикой, машиностроением и механикой, а «информационные технологии» – с нанотехнологиями. Описание отделения общественных наук читается как песня, но «технологии» там поминаются опять-таки в привязке к вычислительным системам. Иными словами, понимаются исключительно в узком материально-техническом смысле: «Маешь вещь!»

Не столько трудно, сколько грустно разъяснять соль анекдота.

«Любопытно, что когда нужно было зарегистрировать всероссийский Союз писателей, то не оказалось такой отрасли труда, к которой можно было бы причислить труд писателя. Союз писателей был зарегистрирован по категории типографских рабочих, что было совершенно нелепо».
(Николай Бердяев, «Самопознание»).
Производительность социально-экономических систем – совсем не то же, что «производительность труда». Тем более «труд», в соответствии с предвидением полуторавековой давности, поэтапно исчезает с появлением технологий. В частности, из сферы производства его уже вовсю вытесняют автоматы «flexible systems». Производительность общества – матрёшка из целого ряда институтов, где совокупная хозяйственная мощность «изнутри» ограничивается и обуславливается эффективностью, а та, в свою очередь, содержит кощееву иглу стоимости. Причём, речь идёт конкретно об эффективности институтов регламентации, – не о КПД станков или котельных, а о качестве системы управленческих отношений между участниками производства. И здесь не поможет Норберт Винер, но никак не обойтись без Эмиля Дюркгейма…

В конце 60-х именно на этом поле Советский союз проиграл гонку управленческих технологий, в которой до того лидировал три десятилетия.
IT сами по себе не могли быть драйверами роста мирового хозяйства. Но они его отражали: были проекцией развития институциональных технологий на плоскость их «физической», инструментальной реализации. Реальный рост обеспечивался волной управленческих открытий и изобретений, новых корпоративных структур, методов планирования и координации. К примеру, ставились и решались задачи управления жизненным циклом сложных технических объектов; как следствие, под них затачивали IT-инструменты типа PLM (Product Lifecycle Management) – но не наоборот.

Новейшее время закончилось в 2008 году, так и не наступив.
С допетровских времен впервые Россия настолько радикально выпадает из контекста. То, что сейчас заменяет нам картину мира, представляет собой даже не мираж, а недоразумение.

Пять лет назад в «Эксперте» мне уже приходилось писать, что новая волна роста в посткризисной мировой экономике будет обеспечена развитием новых финансовых технологий. Теперь выясняется, что ровно в это время указанная волна на Западе обрела исходную форму, имя и субъекта. Сегодня её творцы заявляют, что период концептуализации и организационного оформления давно завершён, в разгаре фаза конструирования нового глобального рынка.
О чём это?
Где мы?

II. Impact Investing: конструкторы новой волны

Мировое бермудье

В безмятежно-тучном 2007-м, среди многих забот преуспеяния, Фонд Рокфеллера не забыл собрать на своей вилле в Белладжо мыслителей и практиков, пророчески озадачив их парадоксальной темой: как создать мировую индустрию коммерческого инвестирования в решение социальных и экологических проблем?

Напряжённая работа мысли протекала в непростых условиях: на мысу, вдающемся в легендарное озеро Комо, на берегах, где в старину держали виллы Вергилий и Плиний Младший, а ныне обосновался сам Джордж Клуни. Магия места сыграла свою роль: узники мысли отчеканили понятие «Impact Investing» – монету, оказавшуюся неразменной.

Через год грянул кризис таких масштабов, что лидеры Запада были готовы хвататься за любые соломинки, включая интеллектуальные. Авторов концепции вновь срочно призвали под знамёна Белладжо. Фонд Рокфеллера, не мешкая, учредил «Impact Investing Initiative», на что Попечительский совет для начала отписал 38 миллионов долларов – и работа закипела.
Каковы её плоды пять лет спустя?

Волна новых технологий роста вздымается всё круче. Она вовсю обзаводится собственными институтами и стандартами. С 2009 года действует Глобальная сеть Impact Investing (GIIN). В её руководящие органы входят крупнейшие финансовые структуры, такие как J.P. Morgan, Credit Suisse, Deutsche Bank, Goldman Sachs, Morgan Stanley, Prudential, UBS, а также ведущие благотворительные фонды, частные фирмы и правительственные ведомства. Активную поддержку движению оказывают американская правительственная Корпорация частных зарубежных инвестиций (OPIC), Агентство по международному развитию (USAID), Администрация по делам малого бизнеса США (SBA). Однако волна на глазах глобализуется. Мероприятия, проекты, правительственные программы Impact Investing осуществляются в Мексике и Бразилии, Южной Африке и Кении, Британии и Голландии, Индии, Сингапуре и Австралии. Разработаны и применяются на практике классификации, базы данных и стандарты оценки проектов, идущих в русле Impact Investing. В мире наблюдается взрывной рост интереса к новому поколению финансовых технологий; конференции по проблематике Impact Investing собирают безразмерные толпы желающих.

Лидеры волны утверждают, что давно завершён этап становления и концептуализации. Сегодня она находится в фазе активного строительства рынка, формирования его инфраструктуры, снижающей транзакционные издержки. По замыслу конструкторов, этот рынок призван через несколько лет стать главным руслом для инвестиционного мейнстрима.
Словом, затея в краткой заметке объять необъятный фронт работ Impact Investing смотрелась бы странновато. Если бы не одно «но».
Остаётся бермудская зона размером в 1/6 земной суши, где во всех анкетах на языках народов СССР в графе Impact Investing значится «не был, не участвовал, не состоял». Поиск в Рунете по теме приносит единственную ссылку на статью двухлетнего розлива. Ознакомление с ней показывает: у автора явные проблемы, и не только с английским…

«А там, во глубине России, –
Там вековая тишина».

Невинное стихотворение Некрасова в 1857 году не было допущено к публикации бдительной цензурой.

Новые состоятельные прозаики

Impact Investing – не товарный знак конкретной методики инвестирования, недавно изобретённой и вошедшей в моду. Это собирательно имя-концепт новой волны финансовых технологий, формирующейся уже не первое десятилетие, и на своём гребне несущей множество инноваций. Функционально оно подобно термину «проза», который используется для обозначения распространённого типа дискурса. Только вот прозаики Impact Investing – люди посерьёзнее господина Журдена, в основном из числа «high net worth individuals», нового поколения состоятельных лиц. О них говорят, что они стремятся «воплотить свои ценности в своих инвестициях».

В отличие от законов, не имеющих обратной силы, понятие Impact Investing нацелено на активное и даже агрессивное освоение прошлого, поглощение-переосмысление и переупаковку его финансовых изобретений и практик. При этом особых проблем с авторскими правами не наблюдается.

Например, Уэйн Силби, учредитель 15-миллиардной инвестиционной компании «Фонд Калверта» из Мэриленда, замечает мимоходом, что практиковал Impact Investing с конца 80-х. Что не мешает ему выступать в роли пропагандиста и энтузиаста новой волны финансовых технологий.

Среди икон и участников движения – Пьер Омидьяр, создатель eBay, занимающий третью строчку в списке молодых американских богачей.

Сложнее отношения новой волны инвестиционных конструкторов с маэстро Джорджем Соросом. Журнал «Экономист» в статье с подзаголовком «Волшебный новый класс активов» недвусмысленно причисляет Сороса к числу покровителей Impact Investing.
Авторы стратегического доклада, изданного под эгидой Rockefeller Foundation и J.P. Morgan, более аккуратны в формулировках.

«Инновации в развитии финансовой сферы будут иметь критическую значимость и преобразующий потенциал. В последнее десятилетие ООН и выдающиеся специалисты в финансовой сфере, такие как Джордж Сорос, интенсивно занимались разработкой ряда новых финансовых механизмов, нацеленных на решение глобальных проблем, подобных СПИДу и глобальному потеплению… Impact Investing – индустрия и движение, вносящие в этот более широкий поиск финансовых инноваций собственный конкретный нарастающий вклад как со стороны спроса и предложения инвестиций, так и в сфере посредничества. В этом смысле, успех Impact Investing подлинно значим для мира».

Однако инициаторы движения Энтони Багг-Левин и Джед Эмерсон в своей книге «Impact Investing: изменяем способ делать деньги, изменяя мир к лучшему» указывают на то знаковое обстоятельство, что Сорос фактически вложил 200 млн. долларов в проекты, идущие в русле Impact Investing, через «Soros Economic Development Fund».

Купажирование ценностей и парадигм

Что же значит новый знак?
За семь лет до запуска Багг-Левиным бренда Impact Investing его соавтор Эмерсон застолбил за собой термин «Blended Value» – комбинированная (скорее даже купажированная) ценность. Дело в том, что до сих пор в западном дискурсе речь шла о двух полярных целях деятельности, подразумевающих в качестве своей основы две несовместимых ценности. Либо мы стремимся к высоким доходам – тогда следует отложить в сторону все помыслы о благе ближнего как не относящиеся к бизнесу. Либо ставится задача решения социальных или экологических проблем широких масс – тогда на сцене появляется профессиональная благотворительность с её инструментами, несовместимыми с погоней за прибылью. Западник Чацкий предостерегал от попыток смешивать два этих ремесла. Теперь Эмерсон его поправил.

Как выясняется, в современной практике при прочих равных из двух бизнесов в конечном итоге успешнее будет тот, собственник которого сознательно стремится к достижению социально-значимых целей. И напротив, долговременная тенденция современной благотворительности – переход на строгие инвестиционные стандарты подготовки и финансирования проектов, в частности – в русле концепции «социального предпринимательства».

Для людей, воспитанных в культуре троичного мышления – в христианской либо китайской его версии – «комби-ценность» Эмерсона сродни попытке вломиться в широко распахнутые ворота. Но чёрно-белую картинку западного менеджмента она меняет радикально.
Ричарду Коху, выпускнику Оксфорда и Уортона, консультанту BKG, принадлежит фраза, в которой он обессмертил «бостонскую матрицу»:

«Бостонская консультационная группа ввела в научно-практический оборот несколько видов матриц, она по праву гордится способностью своих работников мыслить в категориях двухмерных абстракций».

Бостонская матрица (точнее, её разновидности) – типичный продукт и инструмент бинарного мышления. Для каждого объекта и явления оно порождает классификации 2х2, где мысленная граница между «хромыми утками» и «дойными коровами» практически непроходима. Сюда же относятся матрица Ансоффа, классификация менеджеров по Адизесу, тернарная типология продаж Кокса и Стивенса и т.п.

Поразительно, но факт: основной классификационный инструмент Impact Investing, матрица «Капитализация – Координация», представляет собой таблицу 3х3. Там, где выпускники школ MBA видят четыре сущности, намётанный глаз Impact-инвестора различает девять.

На такой радикальный сдвиг деловой парадигмы – тут не до шуток! – общество способно пойти только перед лицом смертельной угрозы самим основам его существования.
Речь о катастрофе долговременного замедления роста.

Немонетарные чеканщики

Новые инвестиционные проектанты бросают вызов проблеме роста, сознательно руководствуясь комбинированной ценностью Blended Value. Волна финансовых технологий Impact Investing как раз и претендует на их оснащение инструментами и стандартами.

Идеологи Impact Investing указывают на то, что движение появилось на свет в результате взаимодействия четырёх ключевых факторов:

Углублённый анализ рисков инвестиционных решений, инициированный финансовым кризисом 2008-09 гг.;
Растущее понимание принципиальной нехватки ресурсов перед лицом жестокой нищеты, неравенства, разрушения окружающей среды и других комплексных, глобальных проблем, особенно в условиях, когда западные страны вынуждены сокращать свои бюджеты международной помощи и решения внутренних социальных проблем;
Расширяющийся ряд практик, которые демонстрируют возможность финансирования масштабируемых бизнес-моделей, производящих социально-значимые результаты;
Переход богатства в индустриальных странах к новому поколению состоятельных индивидов, стремящихся воплотить собственные ценности в способе размещения своих капиталов.

Рабочее поле Impact Investing сегодня практически необозримо. Оно напоминает лавовое поле активного вулкана. Реализуются тысячи проектов на всех континентах, действуют сотни исследовательских групп, занятые разработкой финансовых технологий, инструментов и стандартов для десятков специализированных разновидностей участников рынка. Только исследовательские бюджеты исчисляются многими миллионами долларов, а оценки масштаба рынка в целом в пятилетней перспективе колеблются около триллиона.

Тем не менее, постепенно смещая фокус обзора от позиции инвесторов в сторону потребителей инвестиций, можно увидеть три концентра, где сегодня сосредоточены интересы игроков. Каждый из них для своего описания, вообще говоря, требует отдельной терминологии. И здесь просматриваются причины нынешней непереводимости «Impact Investing» ни на один язык – включая английский.

Impact Investing – разработка новых финансовых технологий, инструментов и стандартов, формирование нового слоя управляющих и посреднических структур для обеспечения доступа инвесторов «глобального Севера» в те сферы экономики «глобального Юга», которые были для них ранее недоступными. («Обуславливающее инвестирование»).

Излюбленным примером (скорее по причинам идеологическим) тут служит «микрофинансирование». В странах глобального Юга отстраиваются различные локальные рынки финансовых услуг на мизерную сумму (типа десяти долларов) миллионам бедных клиентов. Обычный инвестор вкладывается в создание финансового кита, отцеживающего своими усами планктон микрозаёмщиков. Но чтобы это стало возможным, сначала должны состояться Impact-инвестиции в информационно-сервисные сети. Так, сообщество малых фермерских хозяйств в одной из стран тропической Африки подключено к услугам специально созданной сети простейших мобильных устройств, позволяющих, к примеру, быстро заказать услугу ветеринара и расплатиться за неё с помощью виртуального микрокредита. В роли Impact-инвестора, вложившегося в проект развёртывания сети, выступил фонд прямых инвестиций, созданный в своё время с участием британского правительства. Сама по себе сеть мобильной телефонии здесь окупилась бы нескоро: у местных жителей нет ни навыков, ни мотивов пользоваться телефоном. Но работает взаимообуславливание этажей проекта: именно загрузка сети услугами микрофинансирования создаёт дополнительный трафик, позволяющий Impact-инвестору дожить до прибыли.

Impact Investing – использование новых инвестиционных инструментов для решения социальных и экологических проблем в зоне инвестирования, преодоления бедности, вовлечения локальных инвесторов и местных сообществ в запуск механизмов роста. («Развивающее инвестирование»).

Уэйн Силби, не упускающий поводов для саморекламы, рассказывает:
«Лет восемь назад мы инвестировали в китайский природоохранный фонд в Пекине. Только шестерых инвесторов заинтересовал этот маленький фонд, и только мы были из США. Люди тогда сочли моим чудачеством надежду на то, что китайцы когда-либо озаботятся своей окружающей средой. Сейчас под управлением этого фонда сотни миллионов, и это самый крутой фонд в сфере чистых технологий в Китае, куда стучатся коммерческие инвесторы. Не сомневаюсь, что это была именно Impact-инвестиция, которая принесла нам негабаритный возврат».

Impact Investing – отработка методических рекомендаций, технологий, инструментов экономической политики для правительств, заинтересованных в привлечении нового класса инвестиций. («Локализующее инвестирование»).

Это выделенная, быстро развивающаяся сфера Impact Investing. В ней, к примеру, действует специальная сетевая структура Impact Investing Policy Collaborative (Кооперация в области политики Impact Investing). В США и Великобритании правительственные ведомства осуществляют политику в поддержку Impact Investing. Но помимо этого, государственные мероприятия реализуются в Бразилии, Кении, Малайзии, Южной Африке…

Вообще следует отметить, что Impact Investing обеспечивает мощное практическое обоснование новой апологетике капитализма: оказывается, погоня за прибылью вполне совместима с решением социальных проблем третьего мира, с борьбой за социальную справедливость…

Однако циничные формулировки идеологов Impact Investing по вопросу новой роли государства напрягут российскую цензуру, право слово, хлеще пропаганды гомосексуализма:

«В развитых экономиках лидерам Impact Investing ясно, что правительство способно, должно и обязано играть ключевую роль в росте индустрии. Это также осознаётся в странах BRIC, где государство является интегральным, основным игроком практически в каждой сфере экономики.
Правительства могут играть мощную, прямую роль на рынке Impact Investing, используя свою финансовую мощь для обеспечения достойных инвестиций дешевым, стабильным капиталом, и посредством гарантий модерируя риски частных и бесприбыльных инвесторов в синдицированных сделках» 1 .

От эдакой неполиткорректности у ночного сторожа опускаются невидимые руки…

III. Impact Investing: из глубины

Люблю я очень это слово,
Но не могу перевести…

Зададимся простейшим вопросом, который неминуемо взбредает на ум при ознакомлении с парадигмой «комбинированной ценности» Blended Value.

Чьи именно ценности в ней скомбинированы?

Пусть инвестор искренне проникся идеей осчастливить жителей Сахеля чистой водой, которая для них представляет высшую ценность. Но разве он сам страждет эту воду пить? С другой стороны, пусть жертвы засушливого климата от всей души стремятся улучшить климат инвестиционный. Но даже коли так – желание инвестора получить максимальную прибыль не становится их собственной нуждой.

Вывод напрашивается.
В акте «Impact Investing» принимают участие несколько агентов: поставщики инвестиций, их получатели и (в общем случае) посредники между ними. У каждого из участников, естественно, свои цели и ценности. Так вот, как минимум один из участников (а именно – инвестор), стремясь к достижению своих целей, для этого сознательно учитывает цели и ценности некоторых других участников и содействует их достижению.
Вообще-то такое противоестественное поведение участников называется проектным инвестированием (в отличие от бизнес-кредитования), а весь акт в целом – инвестиционным проектом.

Незримая рука против невидимой

Как же нормальные западные бизнесмены, призванные с упоением перегрызать глотки конкурентам, докатились до жизни такой?
Проектному инвестированию противостоит нормальное, то есть, простите за тавтологию, «инвестиционное». Инвестор прибывает в Страну дураков и быстро-быстро сканирует Поле чудес. Там есть многочисленные ямки-проекты, куда необходимо закопать золотой, чтобы потом извлечь оттуда два или три. При этом инвестору совершенно неохота докапываться, что в какой из ямок происходит. Вместо этого он стремится перепоручить все поля чудес каждой страны дураков местной бирже «Алиса&Базилио», а сам занимается диверсификацией инвестиций на предмет избегания рисков.

Когда инвестор богатеет, он перестаёт бегать сам, наоборот, все заинтересованные в инвестициях представители вышеупомянутых стран прибегают и толкаются вокруг него с бумагами. Для систематизации и организации этой толпы учреждается фондовый рынок. Ходить туда инвестору тоже теперь западло, на нём трудится бригада наёмных брокеров. Но чтобы избежать разнобоя и произвола в их деятельности, теоретики фондового рынка на основе статистических закономерностей выводят теории правильного инвестирования. По мере того, как теории уточняются и отливаются в математические формулы, работа брокеров начинает перепоручаться торговым роботам.

Инвестор отгородился от конкретного содержания проектов фондовым рынком;
затем между собой и фондовым рынком поставил брокеров;
между брокерами и проектами вставил бумаги, выпущенные по их поводу;
потом между брокером и рынком бумаг поставил формулы и статистические закономерности колебания стоимости бумаг;
потом между формулами и бумагами поставил торговых роботов…
и вот роботы уже автоматически от его имени начинают с безумной скоростью носиться и вкладывать в бумаги, вкладывать, вкладывать…

Наступает апофеоз невидимой руки, которой инвестор, на 100% освободившийся от мороки с содержанием проектов, предоставил полную свободу инвестировать от своего имени. Продался «невидимой руке» с потрохами, вручил ей всю ответственность и предался неге беспримесных ценностей. Сам он не читал, но слышал: то ли у Адама (Смита), то ли в истории про Инквизитора сказано, что у руки получается лучше.

Но в этот момент, увы, является совсем иная незримая рука. Инвестор и гости его пира имеют возможность наблюдать только кисть, которая чертит на флипчарте огненные письмена.

Вот смысл великого кризиса, который не в 2008 году начался и не в 2009 году закончился, но его контуры в этот момент явственно проступили. И ответом живых сил западного мира стал первый шаг по переходу из клиентов невидимой руки – в агенты незримой.
Impact Investing, проектное инвестирование.

Курсом товарища Баффета

Придворные историографы Impact Investing ведут кастинг кандидатов на роль пророков, предтеч и отцов-основателей, добираясь уже до эпохи квакеров. Но они проворонили под носом исполинскую фигуру классика. Уоррен Баффет первым среди миллиардеров и на практике, и в теории отринул стандартное инвестирование во имя проектного.
Парадигма Баффета – инвестировать не в бумаги, а в конкретную фирму, точно выяснив, как она устроена, чего хочет и что умеет её команда, каковы перспективы её сферы деятельности и спроса на её продукты. Правильно оценить деятельность компании означает, среди прочего, разобраться с её целями и ценностями, чтобы интегрировать их в инвестиционном проекте.
Парадигма Баффета десятилетиями отважно противостояла непобедимому, казалось бы, напору старого мейнстрима. Баффет – абсолютный моветон, маргинал, нерд с полусотней миллиардов в кармане пиджака, купленного на распродаже. Его основной бизнес почти полвека растёт, хоть ты тресни, на 20 с лишним процентов в год. Не будь он финансовым чемпионом мира, его, конечно, заплевали бы и осмеяли. Вместо этого, он сам дарит олимпийскую улыбку:

Чтобы успешно заниматься инвестиционной деятельностью, вам нет необходимости разбираться в понятиях «коэффициент бета», «эффективный рынок», «современная портфельная теория», «опционное ценообразование» или «развивающиеся рынки». Скорее всего, незнание всех этих терминов принесет вам только пользу. Конечно, такому подходу не обучают в большинстве школ бизнеса. Наоборот, все вышеперечисленное занимает важное место в учебных планах по предмету «финансы». Нам же кажется, что будущим инвесторам необходимо тщательно изучить лишь два курса - «как правильно оценить деятельность компании» и «как относиться к рыночным ценам».

Ныне положения и выводы, содержащиеся в речах и выступлениях уважаемого вождя товарища Баффета, легли в основу передовой теории и практики широких масс Impact-инвесторов.

Предсказуемое будущее

КПД impact-инвестирования в его нынешних кондициях безнадёжно отстаёт от паровоза. Что с того? Дело наживное. Венчурное финансирование инноваций в силиконовых долинах по сей день чудовищно неэффективно. Зато в других местах оно вовсе не работает. Выбирать не приходится.

Создание нового в краях Запада движется эволюционно, как стадо бизонов, всё сметая, съедая, вытаптывая на своём пути. Попадись по дороге хоть пропасть – её заполнят тушки первопроходцев.

Но для жителей благословенных земель «догоняющего» или «зависимого» развития, взбреди им в голову заимствовать и переносить на свои поляны чудеса Impact Investing, есть ряд банальных, но дельных советов.

Дело в том, что за время переноса переносимое может измениться до неузнаваемости.

Слово Investing в названии свидетельствует, что проектная деятельность пока рассматривается и описывается с позиции инвестора. Но последний, при всём к нему уважении, не единственный участник проекта – на то он и Blended. Опыт фондов прямых инвестиций подсказывает ещё две равно важных позиции в проекте: управление цепочками добавленной стоимости и управление капитализацией конкретных активов. Описание того же самого предмета – управления стоимостью, с этих позиций будет существенно иным, подобно женскому и мужскому подходу к браку.

Но это далеко не всё. Есть две обширных профессиональных сферы проектной деятельности, куда экспансия impact-подхода ещё только начинается. Это, во-первых, сфера инфраструктурных проектов, где на передний план выходит управление эффективностью, требующее организационных компетенций. Во-вторых, высокопрофессиональный мир производственных проектов, в центре которых – управление мощностью, где востребована компетенция инжиниринга. Инвестиции нужны и в первом, и во втором случаях, но по мере углубления в указанные сферы инвесторы чувствуют себя всё более неуверенно.

Если по одной оси отложить типы инвестиционных проектов, а по другой – набор ролей их основных участников, то получится матрица требуемых стандартов, на покрытие которой нынешним способом не хватит всего бюджета Rockefeller Foundation. Нынешним – значит эмпирическим. Тут не обойтись без подключения потенциала систематизированного знания. Тем более он за столетие практически уже наработан в широком русле институционального подхода. Великий Коммонс предложил исчерпывающую типологию трансакций, на которую академическое сообщество тупо пялится восемь десятилетий. Надо надеяться, практики проектного инвестирования разберутся быстрее.

Итак, шкала требуемых проектных стандартов начинается с позиции инвестора, а завершается симметричной ролью инженера. Инжиниринг задаёт высоту планки компетенции, которую финансовым технологам предстоит преодолевать. Инженерное дело использует специальную разновидность знаний об искусственных, проектных объектах. Законы физики, химии, биологии там не нарушаются – они работают в составе инженерных дисциплин типа сопромата. В результате металлические конструкции поднимаются в небо и летают выше птиц. Короче: проектным инвесторам необходимы системы автоматизированного проектирования, в которые программно зашиты институциональные знания. Стандарты Impact Investing, точнее – то, что так называется, пока далеки от того, чем им предстоит стать.

У волны инвестиционных технологий – сложное будущее. Она ещё способна раздробиться на несколько волн с особым именем и судьбой. Может наложиться на иную, не менее масштабную, образовав с ней головокружительную интерференцию. Тогда, возможно, генерация новых финансовых технологий обретёт своё подлинное имя вместо названия-заместителя Impact Investing.
А покуда одно можно утверждать определённо: волна не пройдёт мимо. Её мощь уже вздымает нас.
Точнее, мы болтаемся в ней как невидимый актив в проруби.

Заглянем в лицо трагедии. Увидим ее морщины

Есть громкие слова, парадно-трибунные, пустые – но создающие иллюзию полнозвонности. Вроде «национальной катастрофы».
И есть тихие, незначащие, будто стёртые – как Impact Investing.

Что если советский атомный проект, наступавший на пятки Манхэттенскому, закончился бы неудачей, ничем?
Позор, национальная катастрофа. Речь даже не о том, что нас всенепременно принялись бы бомбить – не факт. Но это стало бы немыслимым унижением страны, полным крахом её руководства, провалом учёного сословия. Пришлось бы отступать из Ялтинских границ. Не было бы Гагарина, космической гонки, героических физиков и лириков, Кубы и Вьетнама, Асуанской ГЭС, БАМа и подлодки «Курск»…

А теперь попробуем вообразить иной сюжет. На шестом году Манхэттэнского проекта, когда уже полным ходом идут ядерные испытания и развёртывание баз по всему миру, у нас в стране никто об этом не подозревает, да и особо не интересуется. Президент объединённой Академии Трофим Денисович Лысенко давно закрыл неактуальную атомную тему. Лейтенанту Флёрову не о чем писать Сталину, он с упоением пилит грант по теме облучения корнеплодов. Разведчики Берии, натасканные на танковые секреты, подрабатывают у чудаков в Лос-Аламосе, колупаясь с каким-то там плутонием, чтобы накопить себе на девочек и левый отпуск в Майами. Аналитики в Совмине пишут доклады о борьбе с саранчой и глобальным таянием мерзлоты.

В тускловатом зеркале Impact Investing отражается непривычная, жестокая картина мира, где по контурам страны зияет пустое место.
Но речь даже не об этом. Совсем не об этом.

Для тех, кто заинтересован в том, чтобы активно соотносить свою предпринимательскую деятельность или финансовые средства с ценностями, сейчас — потрясающее время. Не только возвращающееся количество возможностей, чем когда-либо, но и постоянное совершенствование структуры сделки, позволяют лучше и быстрее получать доступ к своим вложениям. Особенно это имеет значение для вечных туристов и любопытных читателей нашего сайта.

Возможности, которые помогают людям в странах с менее развитым рынком или пограничным финансовым рынком выбраться из нищеты и вести более здоровую и включенную жизнь, реально огромны. Более того инфраструктура фондового рынка преобразуется, чтобы стимулировать и финансировать подобного рода предприятия.

Использовалось множество определений, описывающих инвестиции в социальную сферу (Impact Investing), такие как: социальное предпринимательство, тройной критерий, окружающая среда, социальные вопросы, внутрикорпоративные отношения, постоянная корпоративная социальная ответственность, социально-ответственное инвестирование или зеленое инвестирование.

Для того, чтобы мы друг друга поняли, я хочу очень точно определить, что же такое импакт-инвестирование. Мое определение происходит от идеи Джеда Эмерсона о «комбинированной ценности». Имеется в виду такое использование капитала, чтобы довести до максимального значения общую ценность по совокупности трех факторов: финансового, социального и экологического. Проще говоря, я веду речь об инвестировании, ориентированном на получение прибыли, но с социальной ответственностью.

Современный финансовый мир включает в себя три сектора: частные коммерческие организации, общественные (государственные) и неправительственные общественные организации (НПО). В большинстве своем сферы каждого сектора четко разделены. Финансовые потоки и возможности не пересекают границы сфер, за исключением благотворительных пожертвований. Сейчас эта ситуация начинает меняться.

Сегодня размытость границ между секторами происходит вследствие развивающегося международного движения известного под названием импакт-инвестирование = социальное инвестирование! Убеждения и инвестирование идут рука об руку.

За этим стоит не новая идея. В Западном мире она имеет отголосок в движении квакеров в 17-ом веке, которые соотносили свои вложения со своими принципами. Совсем недавно, в начале 1970-х, мы были свидетелями роста социально-ответственного инвестирования (СОИ), когда инвесторы использовали разного рода социальную оценку, помогающую им вкладывать деньги в соответствии с их ценностями.

Быстрый рост СОИ и его использование для негативной социальной оценки в ликвидации открытых акционерных обществ, ценности или продукты которых не соответствуют запросам инвестора, стало сюрпризом для многих. Таким же вызовом для общества стал прогноз Милтона Фридмана о том, что «социальная ответственность компаний должна способствовать увеличению прибыли». Тот факт, что к 2007 году в профессиональном управлении каждый доллар из девяти был инвестирован, используя социальные оценки, доказывает, что люди хотят вкладывать деньги в соответствии со своими ценностями.

В этот же период — с 1980-х гг по 2005 год — число некоммерческих организаций и НПО увеличилось. Такой рост был прямым отражением крушения надежд и разочарования большинства людей в традиционном способе ведения бизнеса. Задолго до мирового финансового кризиса 2008 года было очевидно даже для стороннего наблюдателя, что многие постоянные проблемы общества не были должным образом решены.

Финансовый крах побудил общество к изменениям. Социальное инвестирование, все еще находящееся в стадии зарождения, стало выгодоприобретателем от последствий кризиса 2008 года учитывая, что люди из разных частей света повторно проанализировали финансовую систему, их роль в этой системе и их инвестиции.

Соотносясь с СОИ, импакт-инвестирование обращается в первую очередь к закрытым акционерным обществам, которые предусмотрительно культивируют положительные финансовые, экологические и социальные выгоды. Импакт-инвестирование заполняет пробел между благотворительностью и традиционной моделью «бизнес как обычно» в коммерческом секторе. Если вы поразмышляете над иерархией свободных ресурсов капитала, вы очень быстро поймете, что благотворительные деньги — самые ценные, поскольку люди могут позволить себе отдать очень много средств в независимости от конечного результата.

Такая ситуация была ограничивающим фактором для расширения большинства некоммерческих организаций и НПО. Проблемы, которые они пытаются решить, - огромны, но их ресурсы - ограничены. Тем не менее, если бы те самые люди вложили свои средства в эти организации на коммерческой основе и получили бы приличную прибыль от своих инвестиций, то вложенное количество долларов существенно бы увеличилось. Вот, где проявляется социальное инвестирование - оно представляет собой пересечение ценностей и прибыли.

Рынки капитала, надо полагать, являются самой мощной силой, ведущей к изменениям на планете (как положительным, так и отрицательным), и, если вы хотите производить крупномасштабное, постоянно меняющееся экономические развитие, тогда вы должны быть способны инвестировать на коммерческой основе в предприятия, которые работают над тем, чтобы осуществить такие изменения. На самом деле, другие люди во всем мире чувствуют то же самое. Начиная с 2008 г. в финансовом секторе в целом проходят оптимизационные процессы, тогда как социальное инвестирование стремительно растет.

Для таких предприятий и инвесторов, которые заинтересованы во вложении средств в соответствии с их ценностями, сейчас - лучшее время. В отчете 2010 г., подготовленном Фондом Рокфеллера и компанией The Monitor Consulting Group, отмечается, что «непозднее, чем через 10 лет импакт-инвестирование только в пяти секторах: жилищное строительство, сельское водоснабжение, охрана здоровья матерей, начальное образование и финансовое обслуживание имеет потенциал роста инвестированного капитала с $400 млрд. до $1 трлн. и роста прибыли с $163 млрд. до $667 млрд ».

В США уже создана инфраструктура сектора импакт-инвестирования. Новые формы юридических лиц, такие как некоммерческие организации или малодоходные общества с ограниченной ответственностью, нацелены на защиту финансовых интересов инвестора и реализацию социальных целей предприятия.

Изобретен аппарат для измерения социальной ценности и социального воздействия; новая налоговая политика, которая принимает во внимание социальную выгоду, получаемую от корпораций с социальной ответственностью, а также были созданы рынки «социального» капитала для более совершенного финансирования социально-ориентированной предпринимательской деятельности.

Разрабатываются особые источники финансирования. Социально-ответственная фондовая биржа находится в стадии разработки уже по крайней мере в шести странах, а первая импакт-биржа в Азии недавно открылась в Сингапуре. Добавлю, что высокоспециализированные фирмы с социальной ответственностью предлагают широкий спектр фонда акций и венчурного фонда в разных секторах и с разнообразными стратегиями возвращения.

Они включают в себя гарантии по облигациям и займам, а также комбинированные коммерческие и некоммерческие фонды. Импакт-инвестирование уверенно движется на пути к образованию своего собственного класса активов.

На сегодняшний день, возможно, самое известное импакт-инвестирование - это микро-финансирование. Несмотря на то, что было выявлено большое количество разногласий по поводу порядка выдачи кредитов и завышена процентная ставка, последние двадцать лет микрозаймы улучшили жизни миллионам беднейших людей на планете.

Наряду с тем, что существует множество вдохновляющих историй по всему миру, включая наиболее развитые страны, входящие в ОЭСР (Организацию экономического сотрудничества и развития), возможности для вечных туристов на развивающихся рынках, попадающие под рассмотрение в Unbound, кажутся самыми простыми для получения выгоды немедленно.

Поскольку для таких рынков необходимо практически все, начинать здесь бизнес очень дешево. Понятно, что риски различны. Инвестор или владелец предприятия вынужден принимать во внимание: разные ценности в работе, уровне образования, законах, уровне технического развития и различия в оказании помощи бизнесу правительствами разных стран. Хотя импакт-инвестирование является сложной задачей, сегодня уже можно говорить о заметных успехах в этой сфере.

Некоторые примеры

Сельскохозяйственный фонд, предоставляющий капитал под низкий процент для фермеров из Африки получает возврат своих вложенных средств в виде фермерской продукции по сниженной цене. Кто знает, как продать товар, в кратчайшие сроки, так это африканские фермеры. Из-за жёсткой нехватки складов для хранения продукции, они вынуждены продавать урожай в полном объёме непосредственно в день сбора.

Сегодня правительство старается привлекать инвестиции для строительства складских помещений и сельскохозяйственных супермаркетов. Фермерам это даст возможность планировать бизнес. Плюс, возможность хранить на складе урожай, обеспечит маневренность при продаже продукции и позволит договариваться о лучшей цене. В дополнение к бюджетному капиталу, фермеры получают техническое и сельскохозяйственное содействие для того, чтобы улучшить свой урожай.

Курс по импакт-инвестированию сегодня является одним из самых популярных в колледжах США и Европы. Эта популярность отнюдь не ограничивается средой студентов. Банкир Морган («JPMorgan Chase & Со») решил запустить социально-финансовый блок в банке, и спустя всего неделю, получил более 1000 звонков и электронных писем от других банков, захотевших присоединиться! И это при том, что импакт-инвестирование считается не самым простым делом.

Соглашусь, я тоже воодушевлен импакт-инвестированием. Ведь эта программа обращена в большей степени к человеческому духу и опыту, нежели более традиционные модели бизнеса.

На выходе вы получите сразу два продукта: финансовую выгоду и огромное удовлетворение от ощущения, что вы делаете что-то действительно важное.

Сегодня, импакт-инвестирование начинает оказывать влияние на традиционное инвестирование. Большое количество крупных инвест-банков вкладывает капиталы в социально-ориетированные фонды. Например, это Carlyle Group - один из крупнейших инвестиционных фондов, управляющий активами на сумму более 147 миллиардов долларов.

Можно ли назвать импакт-инвестирование не только источником инвестирования с огромной прибылью, но и движущей силой к лучшему будущему?

Как сказал однажды известный канадский хоккеист Уэйн Гретцки: «Я мчусь туда, где шайба будет, а не туда, где она была »! Подобным же образом и мы можем построить свою жизнь. Мы сами вольны выбирать: работать в мире, какой он есть, или менять его так, как мы этого хотим.

И овцы целы, и волки сыты. Как новое поколение состоятельных лиц воплощает свои ценности в собственных инвестициях

В современной реальности при прочих равных условиях более успешным будет тот бизнес, предприятие или проект, лидер которого считает достижение социально­значимых целей своим приоритетом.

Когда бизнес достигает уверенности в собственной экономической стабильности и светлых горизонтах завтрашнего дня, неумолимый принцип пирамиды Маслоу заставляет его владельцев отвлечься от повседневных задач и задуматься о судьбах мира. Об улучшении условий жизни на Земле говорят уже многие десятилетия, правительства принимают разнообразные планы действий и выделяют значительные суммы на борьбу с голодом, болезнями, нищетой, отсутствием школ, больниц, электричества, чистой питьевой воды и т. д. Измерить эффективность подобных программ непросто, но очевидно одно - этим усилиям необходима поддержка со стороны частного капитала.

Подобный вывод отнюдь не нов и интуитивно близок и понятен каждому из нас. Заметим, однако, что дискуссии на эту тему неуклонно разрастаются в масштабах. Так, в июне прошлого года в Лондоне состоялась встреча, в названии которой присутствует определяющее словосочетание «impact investing» - тренд и «мантра» современной сферы финансирования развития. Уровень встречи - ни много ни мало - форум стран «Большой восьмерки» (G8 Social Impact Investment Forum). В рамках заседаний гости мероприятия говорили о том, чтобы придать данному направлению инвестирования общепринятую структуру, стандартизировать его инструменты, а также постараться оказать всевозможную поддержку. Форум постановил создать целый ряд рабочих групп, к тому же основную движущую силу для внедрения своих усилий в жизнь - Social Impact Investment Taskforce. Добавим, что теме impact investing уделяют особое внимание в своих публикациях еврокомиссия, ОБСЕ и Всемирный экономический форум.

Выгодные социальные инвестиции

Очевидно, что social impact investing - скорее общая концепция, чем конкретная инвестиционная стратегия. Основным критерием здесь служит желание сделать вложение в проект, который сможет принести ощутимую социальную отдачу, помимо экономической выгоды. Тем не менее такой вид вложений далек от примеров чистой благотворительности и следует классическим принципам управления инвестпроектами, чаще всего осуществляющимися в развивающихся странах.

Предмет нашего рассмотрения отличается и от проектов инвестирования типа краудфандинга тем, что работает с более крупными вложениями, совершаемыми путем покупки долговых обязательств или приобретения доли в капитале. К тому же impact investing ориентируется на более длительный период окупаемости, при этом «стратегия выхода» из вложений (будь то IPO или продажа бизнеса) не является основным критерием, что отличает его и от венчурного инвестирования.

Участвовать в проектах impact investments могут индивидуальные инвесторы, их сообщества, специализированные impact investing фонды, хедж-фонды и крупные корпорации. Особая роль отводится некоммерческим «акселераторам» - ускорителям, поддерживающим проекты на стадии зарождения и роста. В основном они привлекают донорские гранты для оплаты расходов по развитию бизнеса их подшефных проектов.

Заманчивая перспектива

В 2012 году Global Impact Investment Network провела опрос среди 99 инвесторов, отнесших себя к категории impact investors. Согласно результатам их суммарные инвестиции достигли объема $8 млрд. в 2012 году и планировались на уровне $9 млрд. в 2013-м. Более половины респондентов подчеркнули, что ориентируются на среднерыночные ставки доходности в своих вложениях, то есть далеки от чрезмерного альтруизма. Есть, однако, и те, кто сознательно идет на инвестирование с доходностью существенно ниже рыночной.

Безусловно, сфера социально ориентированного инвестирования существует уже многие годы, поэтому имеет собственную историю и традиции. К примеру, организации финансирования развития работают на международном уровне. В 2012 году Британский департамент международного развития обозначил свои активы на уровне $75 млн., а частная инвесткомпания US Overseas Private Investment Company для вложения в зарубежные страны управляет шестью фондами общим объемом $187 млн.

Кроме того, существуют так называемые частные филантропии (Shell Foundation, Bill & Melinda Gates Foundation и др.), осуществляющие долгосрочные высокорисковые вложения.

Обратимся к сравнению. По подсчетам организации Monitor Group, к 2020 году мировые объемы impact investing могут достичь качественно иного порога - $500 млрд. Инвесторы предоставляют средства в различных формах - покупки доли в капитале, предоставление займа, кредитных линий или гарантий по займу. В последнее время impact investments противопоставляют традиционным «филантропическим проектам» и межгосударственным программам финансирования развития, которые выглядят менее прогнозируемыми и более подвержены смене субъективных соображений своих основных доноров.

Зарабатывай, помогая

Отдельное место в ряду доступных инструментов социального инвестирования занимают облигации. Social impact bonds - облигации социального влияния - взяты на вооружение разными странами, в том числе Великобританией, США, Австралией, Канадой и Израилем. Принцип работы облигаций состоит в том, что инвестор получает доход в случае, если некий социальный показатель в результате проекта улучшается и опережает результаты государственных программ в этой же сфере.

Самые разнообразные организации могут служить примерами impact investing. Скажем, компания Auticon, помогающая найти работу людям с синдромом аутизма в роли IТ-консультантов на крупных предприятиях. Или D.light, с 2007 года обеспечившая лампами на солнечных батареях более 17,5 млн. человек в развивающихся странах. Банк Credit Suisse сформировал фонд с активами свыше $500 млн. для инвестирования в сельскохозяйственные предприятия Африки. Deutsche Bank создал проект «Eye Fund», выделив $15 млн. на поддержку офтальмологических операций в 2010 году. Банк UBS также предоставляет своим клиентам возможность инвестировать в социальные проекты, а JPMorgan в 2007-м создал подразделение социального финансирования, активно участвующее в impact investing.

Известная компания Nike совместно с NASA, USAID и госдепартаментом США создала платформу стратегического сотрудничества LAUNCH, работающую над поиском и поддержкой идей и технологий, способных изменить мир к лучшему.

Impact investing - новая концепция и парадигма мировой экономики, эффективно действующая уже сегодня, под-держиваемая большинством развитых стран мира. В погоне за прибылью было решено не особо уделять внимание ценностным категориям. Однако жизнь все расставила на свои места. Когда бесконечный рост невозможен, а кризис следует за кризисом, самое время пересмотреть основы, существовавшие более 300 лет, в сторону помощи человечеству и ценностным идеалам социальной справедливости. Как бы пафосно это ни звучало, но концепция рабо тает и приносит свои плоды.

Пояснение

Словосочетание «impact investing» не переводится ни на один язык, включая английский, потому что отражает в себе три важных элемента:

• impact investing (обуславливающее инвестирование) - формирование новых моделей, технологий и стандартов для обеспечения вхождения «инвесторов из развитых стран» в «новые области (ранее недоступные) стран третьего мира»;
• impact investing (развива­ющее инвестирование) - вовлечение всех заинтересованных лиц в процесс создания инфраструктуры и работающих механизмов в новых зонах и объектах инвестирования с целью разрешения социальных и экономических проблем;
• impact investing (локализующее инвестирование) - популяризация, внедрение, посредничество, консалтинг, изучение инструментов и моделей для дальнейшего развития нового класса инвестиций. Привлекаются правительства, международные организации и проч.

Самое важное, что доносит концепция impact investing: стремление к прибыли совместимо с пользой для общества, решением экологических проблем и социальной справедливостью.

Примеры успешного impact investing

Trade Finance Loans

Инвестиционный фонд, базирующийся в Великобритании, финансирует небольшие развивающиеся предприятия из сферы торговли в Латинской Америке и Азии. Сумма вложений уже достигла почти $200 млн., охватывая при этом порядка 300 предприятий. По подсчетам фонда, более 98% кредитов вернулись в срок. Например, часть средств была вложена в компанию Fair Trade - эквадорский кооператив, специализирующийся на производстве органического кофе. Кооператив насчитывал 300 активных членов-фермеров, нуждающихся в финансировании операционных расходов и покупке нового оборудования. Эти нужды и были покрыты кредитом типа trade finance loan.

Дополнительная выручка Fair Trade была реинвестирована в озеленение, образование и создание общественных медицинских клиник в общине.

Бюджетное жилье

Бразильский частный инвестфонд управляет активами в размере $75 млн. Его инвестиционная политика ориентируется как на среднерыночную ставку доходности, так и на вложения в аграрные общины Южной Америки, позволяющие получить ощутимую социальную отдачу. Фонд вложил $4 млн. в постройку доступного жилья для малоимущих семей в сельскохозяйственных районах. В рамках этого инвестпроекта было построено более 10 тыс. домов в странах Южной Америки, преимущественно в районах, пострадавших от стихийных бедствий.

Доступ к «чистой энергии»

Инвестиционный фонд размером €150 млн., базирующийся в Европе, делает вложения по €2-10 млн. в компании, поставляющие «чистую энергию» в сельскохозяйственные районы развивающихся стран, где ограничен доступ к энергетической инфраструктуре. Например, фонд инвестировал €2 млн. в компанию, поставляющую солнечную энергию для освещения и охлаждения в индийские сельские дома, школы и больницы, не имеющие доступа к электросети. Инвестиционное вложение происходит путем приобретения доли в капитале индийской фирмы. Сама же компания¬рецепиент благодаря такому вложению установила порядка 40 тыс. систем.

Питьевая вода

Базирующийся в Индии фонд направления impact investing занимается микрофинансированием более десяти лет. Ему удалось достичь уровня доходности в 14% годовых, после чего было открыто второе направление. В рамках этого направления фонд предоставляет рисковый капитал и поддержку предприятиям нa начальной стадии из сферы сельского хозяйства, медицины, образования и возобновляемой энергии. Средний размер вложений составляет $50 тыс.

Примером такого проекта может послужить компания, устанавливающая системы очистки воды в деревнях. Станциями очистки владеют местные общины, а управляющая компания продает деревням очищенную воду по доступной цене. Кроме того, она обучает местных предпринимателей и помогает им развить собственный бизнес по поставке воды в соседние деревни.

Слово гигантам - JPMorgan

Компания JPMorgan неоднократно подчеркивала важность impact investing для своей корпоративной миссии. В этой сфере она выбрала курс на получение инвестиционной отдачи в социальной сфере и сфере защиты окружающей среды.

Так, вступив в соглашение с African Agricultural Capital Fund, JPMorgan осуществил вложение в компанию Wilmar Flowers, кенийского экспортера цветов, приобретающую цветы у более чем 3 тыс. поставщиков - частных кенийских фермеров. Опираясь на инвестиции JPMorgan, Wilmar планирует расширить базу поставщиков до 5 тыс. фермеров к 2016 году. В целом же программа сотрудничества JPMorgan с African Agricultural Capital Fund в долгосрочной перспективе предполагает поддержку для 250 тыс. фермеров из всевозможных сельскохозяйственных сфер в Восточной Африке.

Сотрудничество JPMorgan с компанией IGNIA в Мексике помогло оказать поддержку предприятию Barared. Суть его бизнеса заключается в предоставлении бюджетных услуг телекоммуникации и электронного банкинга в Мексике. Неимущие жители страны могут за небольшую плату воспользоваться телефонными кабинами, установленными в ближайших магазинах и аптеках. К слову, такие кабины зачастую оказываются основным источником дохода самих владельцев «микробизнесов» - магазинов.

Слово гигантам - Goldman Sachs

По словам Алисии Глен, главы отдела Goldman Sachs по инвестированию в городскую инфраструктуру, для ее компании идея social impact investing заключается в том, чтобы усиливать финансирование общественных социальных услуг за счет частного капитала. Недавно Goldman Sachs вложил в уже известные нам облигации социального воздействия порядка $10 млн. в рамках одной из программ финансирования Нью-Йорка. Совместно с мэрией города и Bloomberg Philanthropies программа направлена на снижение подросткового рецидивизма в ряде исправительных учреждений.

Кроме того, Goldman Sachs работает с подобными облигациями в сфере ранних детских образовательных программ.